Как-то утром, когда завтрак уже давно кончился, а обед ещё и не думал начинаться, инженер-майор Василий Фёдорович Лютый прогуливался со своим другом Владимиром Дейкиным по испытательному полигону и думал, из чего бы им пострелять. Процесс выбора затруднялся тем, что оба офицера были опытными испытателями стрелкового оружия и по долгу службы вдоволь настрелялись из всего, что только могло стрелять и немного — из того, что стрелять теоретически не могло, но партия велела проверить.
— Вась, а не пойти ли нам в гости? — неожиданно предложил Дейкин.
— В гости?
— Да, я как-то случайно подумал: а не пойти ли нам в гости? Немного подкрепиться? Ну, после вчерашнего!
При напоминании о вчерашнем у товарища Лютого стрельнуло в районе мигрени, и он тут же подумал, что пойти в гости — это не такая уж плохая идея. А пострелять можно и в другой раз.
— Только не ко мне! — тут же добавил Дейкин. — У меня после вчера ничего не осталось.
— А у меня — после позавчера! — мрачно напомнил Василий Фёдорович.
Следующие несколько минут друзья провели в напряженных думах.
— О! Знаю, у кого есть! — воскликнул Дейкин. — У молодого… этого, как его… Михтима.
— Калашникова…
— Во-во. Он с Алтая, эти запасливые. Наверняка заначил что-нибудь.
— А что мы ему скажем-то? — засомневался Лютый.
— Да придумаем что-нибудь! — заверил друга Дейкин. — Изобретатели мы или где?
Нельзя сказать, что Михаил Тимофеевич обрадовался утренним гостям, но человек он был вежливый, воспитанный и настолько добрый, что даже не стал припоминать эту историю при написании мемуаров.
— Умывальник — там! — сообщил он гостям. — Вам сразу налить или поедите сначала?
— Можно без хлеба! — обрадовано сказал Василий Фёдорович. — Миша… мы тут с Володей…
— …вместе подумали… — добавил Дейкин.
— …и решили…
На этом этапе в разговоре возникла пауза. И тут Дейкин увидел на доске позади хозяина какой-то полустёртый чертеж.
— А почему бы тебе, Михаил Тимофеевич, не поучаствовать в новом конкурсе на автомат?
При этих словах Лютый поперхнулся и закашлялся. Калашников же расстроено махнул рукой, сел за стол и налил себе тоже.
— Я думал, вы с чем серьёзным…
— Не, а почему бы нет! — прокашлялся Василий Фёдорович. — Ты же карабин делал? Прицепишь к нему магазин, режим автоогня нарисуешь, вот тебе и автомат.
— Не хочу я в это лезть! — упрямо сказал Калашников. — Гнилое дело. Как ни компонуй, всё одно скажут, что спёр у Судаева.
— Да ладно! — заржал Дейкин. — Ты ещё скажи — у Шмайссера! Любому ж видно, что конструкция у тебя оригинальная!
— Так то конструкция, — возразил Калашников. — Кто там внутрь разбираться полезет. А по виду будет, как у Судаева.
— И Шмайссера, — снова хихикнул Дейкин. — И Шпагина, который ППШ-2. И вообще, первый автомат ещё Фёдоров сделал.
— Короче! — хлопнул по столу ладонью Василий Фёдорович. — Делай автомат, Миша. А мы с Володей, если чё, подмогнём.
— Да я-то сделаю, — вздохнул Михаил Тимофеевич. — Но ведь херня получится.
Поскольку Михаил Калашников уже тогда был очень талантливым конструктором и провидцем, на первом этапе у него действительно получился не очень удачный образец. Руководитель испытаний капитан Пчелинцев забраковал его вместе с другими неудачниками.
Здесь история будущего АК могла бы благополучно закончиться, если бы не тот факт, что у капитана Пчелинцева начальником был как раз инженер-майор В. Ф. Лютый. Он ознакомился с отчетом и вызвал Михтима к себе.
— Халявим, значит?
— Вот что сразу «халявим»? — обиделся Калашников. — Я, между прочим, старался.
— Старался он, как же! — фыркнул Лютый, чёркая красным карандашом в отчёте об испытаниях. — Вот что это за дурацкая конструкция с переламыванием? В самом деле, на шмайссер насмотрелся, что ли? Забудь, как страшный сон, ты не двустволку для охоты делаешь! Смотри сюда! Вот это… и вот это… ну и это всё тоже — переделать нафиг!
— Так это ж, — Калашников оценил масштаб правок и содрогнулся, — новый автомат получится.
— Ну и хорошо! — усмехнулся Лютый. — И вообще, езжай-ка ты вместе с Дейкиным в Ковров, поработаете там в тишине и покое… глядишь, чего и выйдет. А это, — Василий Фёдорович погремел ящиками стола и выложил перед Михтимом свежеотпечатанный томик Благонравова, — тебе, чтобы почитать в дороге.
Калашников, как дисциплинированный человек, взял под козырёк и пошел читать книгу. Особенно ему запала в душу фраза о том, что в первую очередь солдату нужно надёжное оружие.
А затем Михтим съездил в Ковров и, действительно, сделал там совершенно новый автомат. Правда, как обычно бывает у творческих людей, не обошлось без драмы. Накануне отправки образца на полигон Калашников вдруг впал в депрессию.
— Не повезу я это, — бормотал он, глядя в серое стекло, по которому ползли дождевые капли. — Стыдоба же. Схему запирания у американца этого попёрли, Гаранда, предохранитель — у Браунинга, крышку затворной коробки у Булкина, УСМ у Судаева…
— Неправда твоя, Михаил Тимофеич, — поправил его сидевший возле другого окна конструктор Зайцев. — Ударно-спусковой мы у чеха Холека взяли, сам лично перечерчивал.
К счастью для всего агрессивного человечества (и лично для Калашникова), курировавший проект Дейкин имел большой опыт общения с творческими людьми.
— Знаешь, Михтим, — доверительно сообщил он, выставляя на подоконник нечто позвякивающее. — Вот ты вроде мужик умный, но местами начинаешь из-за всякой хрени переживать. Гаранды там, Браунинги… ты ещё вспомни, что порох Бертольд, как его, Шварц изобрел. Монах и обскурант. Хотя на самом деле и он, походу, у братьев наших жёлтых попятил. Ну-ка, давай накатим.
— Но скажут-то…
— А скажут, что нас было четверо, — засмеялся Дейкин. — Ты, да я, да Василий Фёдорович, да ещё Саша Зайцев тоже руку приложил. Фигня всё это. Стрелковое оружие — это как головоломка. Важно не кто первый квадратик придумал, а кто лучше всех собрал. Ты вот свой первый образец помнишь? Который ещё в паровозном депо вытачивал?
— Помню.
— Ну вот. Оригинальности там было — дофига и больше, но в целом конструкция-то негодная вышла. Ты ж на фронте был, Михтим, сам скажи — что нужно солдату от оружия: оригинальность конструкции или чтобы стреляло? То-то же.
На последний этап конкурса было представлено три доработанных образца — конструкторов Булкина, Дементьева и Калашникова. Булкин очень старательно рассчитал работу автоматики своего образца, поэтому при выстреле подвижные части приезжали в заднее положение, почти затормозившись, делали лёгкий «тюк» и ехали обратно. В результате автомат хорошо стрелял очередями, но при загрязнении быстро затыкался. У Калашникова затворная рама прилетала назад с изрядной скоростью, бумкала и улетала вперёд. Из-за этого автомат при автоматической стрельбе прыгал как ужаленный, но зато грязь и песок, попадавшие внутрь, просто перемалывались. Ну, а образец Дементьева не умел ни стрелять, ни попадать и быстро сошёл с дистанции.
Поскольку дело происходило ещё при живом Иосифе Виссарионыче, а конкурс длился уже долго, ответственные военные товарищи сошлись во мнении, что пора бы хоть что-то выбрать. Провели совещание, на котором заслушали руководителя испытаний новых автоматов — а им, как мы помним, был инженер-майор по фамилии Лютый. Который убедительно доказал, что иметь надёжный автомат лучше, чем наоборот.
В итоге автомат Калашникова стал главным стрелковым оружием Советского Союза и одним из самых распространённых на земном шаре. И одним из синонимов слова «надёжный».
А вот повысить ему кучность пытаются до сих пор.
Источник —