Роман-боевик «Партизан. Защитник Государства» // Кирилл Кащеев

18. Конфликт

Когда за поворотом скрылась «Нива», мы все наконец обернулись обратно к кооперативу. На каменной улице было пусто. Бухавший полночи гаражный массив спал, забив на всё. Каждый был сам по себе и отдельно от других. И с ними мне сегодня надо налаживать контакты. Ладно, пусть спят пока, толку от людей с похмелья не слишком много. А пока надо разобраться с оружием: свой карабин я отдал отцу, а травматический пистолет на бедре уверенности в сегодняшнем дне уже не внушал. В объект «накопитель» я зашёл последним, когда в узкую дверь втянулась вся орава.

— Юр, надо бы в секрет кому–то отправиться. От греха подальше, — обратился ко мне Ландыш.

— Нужно. Но перед тем, как кому–то туда идти, его надо оборудовать. Потому что пенка, лежащая под кустом — это как бы не совсем секрет, даже ночью, а сейчас уже полностью рассвело. Сейчас вооружимся, позавтракаем, и займёмся обороной.

Глаза уже адаптировались к освещению, и мы с парнями почти синхронно шагнули к верстаку: женщины с детьми прошли вглубь помещения, а мальчишки протянули загребущие руки к игрушкам: трофейное оружие аккуратно стояло рядком вдоль стены. Бакелитовые, практически новые, лишь с незначительными следами хранения магазины лежали снаряжённые рядом, стопочками поверх патронного ящика. Целого. Оппа!

— Аркаш, а откуда у нас полный ящик пять–сорок пять? Вчера притрофели всего один цинк же, и тот — полупустой?

— Это Илюха свои оставил — он парень запасливый, по своим старым каналам умудряется доставать армейские патроны.

— Да, хорошее дело. Как я только умудрился это пропустить? — я был положительно удивлён. Военные патроны хоть и хуже охотничьих в плане баллистики и поражающего эффекта (хотя жаловаться на недостаточную убойность пули 5,45 — затея так себе), но они дешевле, намного дешевле. И бронепробиваемость гораздо выше. А бандиты в бронежилетах нам уже встречались.

— Да ты дрых без задних ног уже. Он про этот ящик вспомнил только когда я из караула возвращался.

— Это хорошо. Даже очень хорошо… — пробормотал я под нос. Значит дефицит боеприпасов откладывается. А то ведь что такое тысяча сто патронов на шесть стволов? Минута средней интенсивности боя. Три — если экономить. Пять — если забыть про автоматический огонь. А забывать про него на ближних дистанциях — значит отдать инициативу врагу. Илья подогнал ещё почти две тысячи двести. Живём!

На верстаке нашлась и верёвочка, и скотч. Приматывание петель к четырём магазинам, а так же скрепление их попарно, через деревянные проставки, заняло всего пару минут у каждого — вопроса о необходимости таких манипуляций ни у кого не возникло, как и дурацкой идеи смотать их без проставок, «валетом». Ведь даже одной тренировки в поле со страйкбольным приводом хватало на осознание правильности слов командира о том, что черпнуть горловиной магазина грязь — прямой и очень короткий путь к задержке. Потом настал черёд ремней: штатный ремень хорош, прост и надёжен, но карабин, которым он крепится за переднюю антабку безбожно гремит. Перво–наперво я, естественно, расслабил его так, чтобы он свободно висел на шее стволом вниз, прикладом на уровне плеча, а то с зека он был снят в исходном виде: брезентовая лента была натянута вдоль приклада и зацеплена за обе антабки. Это в корне неправильно. Отогнув пассатижами жёсткую сталь карабина, я снял его с оружия и с ремня, и, не мудрствуя лукаво, кинул в коробку под мусор. Сам ремень с одной стороны затянулся вокруг шейки приклада, а с другой был накрепко привязан многими витками верёвки к передней антабке. Всё. Теперь греметь нечему.

Прежде чем примкнуть спарку, я пощёлкал предохранителем: ходит очень туго, громко лязгая, автомат считай новый, надо срочно фиксить.

— Пенал есть у кого–нибудь? Мой уехал вместе с «Сайгой», — обратился я к товарищам.

— Ага, всё ебало в пеналах, — сыронизировал Сидор, — Мой там же где и твой.

Обладатели ружей двенадцатого калибра лишь хмыкнули про себя.

— Ладно, похуй, ножиком обойдёмся, — я снял крышку ствольной коробки.

— Э, войска! Языки прикусите! Тут дети вообще–то!

Наш квартет практически синхронно, в крайнем удивлении развернулся в направлении источника звука. «Войска» — это нагло–пренебрежительное обращение к младшему — по званию или по сроку службы, чисто армейская грубость. Услышать подобное четырём оружным мужикам, да ещё и от молодой девушки (а говорила, на секундочку, Соня) было как минимум странно. Оторопь явно взяла всех: и Ляйсан, которую воспитывал старый вояка — дед, и Наталью Сергеевну — вдову офицера, и Алину — жену Ландыша, а так же мать тех самых детей, о которых шла речь и которая тоже, явно знала когда и какие слова говорить можно, а какие — нельзя. Мда… Баба моя, значит и расхлёбывать — тоже мне. Староста сидела на надувном диване, закинув ногу на ногу и уже рылась в своём планшете, выжимая последние проценты из аккумулятора.

— Замечание конечно справедливое, мы на будущее учтём, — после небольшой паузы произнёс я. — Софья Игоревна, можно вас на минутку?

Я поставил крышку ствольной коробки на место, прислонил оружие обратно к стене и поманив девушку за собой, вышел на улицу. Когда за мной последовала Соня, я плотно затворил за нами дверь.

— Соф, я вроде бы говорил тебе, что не все слова и не всегда можно произносить? Ты, как обычно не слушаешься. Я понимаю, что женщины в принципе слабо ценят слова — они ведь просто звук. Особенно когда они произносятся в адрес других людей, а не в твой. Ты ведь со мной недели две не разговаривала, когда я тебя один раз назвал дурой. Причём за дело. Ты же меня то козлом, то уродом, то ещё кем–то называешь. Нечасто, но регулярно. Сейчас вот парней «войсками» обозвала. И меня вместе с ними. Если ты не знаешь, это достаточно грубое обращение, и не стоит его применять к людям, которые тебе помогают.

— Ой, да ладно, какие мы нежные, — староста насупилась и скрестила руки на груди, прижав к себе iPad. — Нехрен было при детях ругаться.

— Сонь, там вообще–то говоря были родители этих детей. Да и сейчас, на секундочку — практически война, немного не до сантиментов. Не надо пытаться быть святее Папы Римского, — я говорил совершенно спокойно и размеренно — такие разговоры у нас уже бывали в институте, но заканчивались они, по сути, ничем. Да и вообще — не особенно в привычке у меня повышать голос. За все годы жизни с Рыжей Сукой, я ни разу не повысил на неё голос. Ни разу. Хотя за её художества большинство мужиков на моём месте точно запинали бы её ногами ещё в первые полгода. Возможно, такая моя змеиная сдержанность в молодости, обернётся для меня истеричностью в старости. Не хотелось бы… Но поделать с собой ничего не могу.

— Соня, прекрати. Просто зайди, кратко извинись перед ребятами, и конфликт будет исчерпан. Хорошо? Передо мной можешь не извиняться. Я потерплю.

— Что ещё мне сделать? Может в ножки поклониться? — аристократка понимала, что сделала что–то не то, но признать свою ошибку — это было выше её сил, поэтому она раздражалась.

— Можешь, конечно, но это будет уже лишнее. Преклонения не нужно, достаточно просто уважения.

— Значит лишнее будет?! Да пошёл ты, козлина!!! — Сонька уже достаточно себя накрутила, и теперь психанула. Развернулась и быстрым шагом отправилась к выходу из гаражного массива.

— Ну дууууура… — протянул я себе под нос.

Догонять её я не стал: какой смысл? Пусть прогуляется — далеко всё равно не уйдёт, проветрится хоть. Тем более дотрагиваться до себя она прямо сейчас не даст, а остынет — можно будет обнять за плечи и увести.

Девушка решительно прошла полсотни метров до ворот, вышла за них и свернула налево. Ну–ну… Я постоял минуту, посмотрел на часы — по ним прошла ещё минута. Девушка из–за поворота так и не показалась.

— Блядь… Точно дура… — пробормотал я и пошёл догонять.

Далеко уйти она не могла, но ещё не дойдя до ворот я перешёл на бег: волнение уже переросло в страх, а когда я не увидел её за воротами, где–то невдалеке замаячила паника. Так, пошла она налево — налево всего одна тропинка, она извивается за деревьями и идёт на пустырь, к стройке, где рыли котлован под новую высотку. Преодолев лёгким бегом ещё двести метров, я наконец увидел Софью она о чём–то разговаривала с группой таджиков. Гастарбайтеры были без спецовок и касок — в обычной одежде, но что–то мне подсказывало, что это строители, возводящие новый дом для «маленького Душанбе». А расхлябанные манеры, арматура в руках к нескольких и то, как один из них протянул лапы к «воздушному яблочку» iPad Air подсказали, что по крайней мере конкретно эти нелегалы уже на стороне сил вторжения. Софья отшатнулась от них, высокая, аристократично–белая блондинка с пышными волосами и тёмно–коричневые малорослые «гости» из Средней Азии. Раз, два, три… Восемь… Арматура и что там ещё по карманам — хрен его знает. Блядь… Карабин я отдал отцу, автомат оставил в гараже, из оружия с собой только травмат на бедре, с двумя патронами, четыре дымовые шашки и скандинавский ножик на плече. Как всё хреново–то… Очко сжалось, но страх показывать нельзя. Игнорируем, может и прокатит…. На ходу зажимаю кнопку на пальце:

— Здесь Абзац. Отряд в ружьё, пустырь возле стройки триста метров налево от ворот кооператива по тропинке, до отделения чурок, вооружение неизвестно, вступаю в контакт, — скороговоркой в полголоса проговорил я, а потом громко крикнул, даже не смотря в сторону гастров:

— Софья! Вот ты где! Мы тебя обыскались! — быстро сближаюсь — пошли домой!

Все обернулись на меня: на лице девушки был страх, на рожах бывших строителей было некоторое удивление: мой вид явно их удивил, хотя и ни капли не отбил желания связываться.

— Эээ, бача! Иди куда шёл. Ми тут с дэвушкой пагаварыть хатым, — сказал самый крупный из них, схватив Соню за тонкое запястье волосатой лапой. У него единственного была более или менее нормальная борода, на макушке — шапочка–муслимка руки явно не со стройки, и был он похож скорее на азербайджанца, чем на таджика. Не сказать, что я прям идеально отличаю жителей братских республик друг от друга, но кое–какое представление имею.

— Ландыш принял, отряд в ружьё — прошипела рация в ухо. Хорошо, теперь потянем время…

— А ну руки убрал от моей жены! Иначе клянусь бородой Пророка, я за себя не ручаюсь! — я уже подошёл почти вплотную. Ну может получится без драки? Ну пожалуйста!

— Ха! Ты правоверный что ли? — азер гнусно ухмыльнулся и из его речи исчез напускной акцент, — А жена твоя — он отпустил её руку — тоже правоверная?

Я не успел ответить, как противник резким движением отвесил Софье пощёчину и сорвал с её шеи золотую цепочку, и поднял повыше, чтобы показать подопечным баранам в тюбетейках израильского гимнаста. Планшет упал в траву, и следующие события произошли почти одновременно:

— Твоя жена — неверная, а значит и ты — мунафик[18]! — вскричал проповедник.

На слове «жена» я резко дёрнул Софью за дальнее от меня плечо, забрасывая себе за спину, а на слове «мунафик» я уже сдёрнул пистолет с бедра, и подняв его на уровень пояса, развернул к цели. Выстрел! Комнатный джихадист хватается за обрезанный, а теперь ещё и расплющенный тяжёлой пулей конец.

— Беги! — Кричу я за спину, и стреляю во второго, ближайшего ко мне. Ему пуля попадает в грудь, сбивая с ног. Всё, боеприпасы на нуле. Бросаю пистолет, он остаётся качаться на кевларовом шнурке, сдёргиваю нож с плеча нож и… Получаю тяжёлый тупой удар в правое плечо с боку — удар метровым обрезком арматуры выбивает нож из руки и валит меня на землю. Закрываю голову руками: ну всё, пиздец, сейчас добивать будут. Доживу ли до подхода помощи?

И в этот момент сзади раздались автоматные очереди: к нам пришла помощь. Аллилуйя! Я спасён! Замахнувшийся для второго удара бандит выронил прут и повалился на меня. Ещё несколько очередей, и с меня сдёрнули труп. Ландыш стоял надо мной и протягивал руку, я попробовал протянуть ему свою, но лишь выматерился: в момент удара я боли почти не почувствовал, но сейчас осознал, на сколько здорово мне досталось, и что рука, в общем–то, почти не действует. Как я только её поднял, чтобы башку защитить? Жить захотелось, видимо. Протянул товарищу левую. Поднялся, сдавлено матерясь и баюкая пострадавшую конечность. Под ногами лежал труп, с тремя пулевыми отверстиями в области сердца. Кучно прилетело — все три попадания я бы накрыл ладошкой, при том, что очередь в два–четыре выстрела делается в надежде, что попадёт один. Впрочем, стреляли, можно сказать, в упор, метров с двадцати. В двух шагах от меня скулил, держась за пах раненый азер, а рядом с ним натужно кашлял таджик, остальных же пятерых нападавших уже и след простыл: вдогон их не стреляли и только на траве остались валяться орудия разбойного труда. Иван и Влад на небольшом отдалении слились с местностью, внимательно наблюдая по флангам. Нормально.

— Где…где Софья? — от адреналина, пережитого страха и боли у меня зуб на зуб не попадал, руки слегка дрожали, а голос немного «дал петуха».

Ландыш понимающе улыбнулся, кивнул глазами, мол давай, попробуй ещё раз. Глубокий вдох, медленный и протяжный выдох, сжать в кулак, а потом расслабить левую руку, расправить плечи, снова медленный вдох и медленный выдох.

— Так, — голос ещё подрагивал, но стало намного лучше, — этих двоих срочно тащим к нам, реквизируем два подвала и сажаем их туда по отдельности, а потом резко собираем сход. От каждого гаража должен быть как минимум один человек, принимающий решение. Не церемонимся, поднимаем всех, не взирая на похмелье, не могу, не хочу и идите на хуй. В случае неповиновения приказываю применять силу и спецсредства, у нас вроде был где–то шокер и газовые баллончики по карманам может валяются у кого. Но никого не убивать и не калечить. Сбор у нашего гаража по готовности. Приказ понятен?

— Так точно, товарищ командир! — Аркадий на полном серьёзе взял под козырёк каски, как бы говоря: «вот теперь молодец. Теперь это речь командира, а не влюблённого мальчишки».

— Гражданская где?

— Проследовала в направлении базы, минуты полторы назад.

— Добро. У меня рука плохо действует, с конвоированием справитесь без меня?

— Справимся, без проблем. Давай, двигай, созывай вече, — это он верно подметил, чтобы я по дурости не рванул Софку успокаивать. Я — командир, меня тут оставили главным, я отвечаю тут за всё. А поскольку я, в силу возраста и маленького опыта, командир ещё так себе, более взрослый и опытный товарищ меня аккуратно корректирует, чтобы я меньше косячил. Как старая медсестра подсказывает молодому хирургу на первых самостоятельных операциях. Делаю два шага, вынимаю из руки бородатого цепочку с крестиком, убираю в гранатный подсумок на груди и быстрым шагом направляюсь обратно в кооператив. По дороге поднимаю висящий на чёрном тренчике пистолет. Его и пистолетом–то не назвать — так, стреляющее устройство из пластика, весом двести грамм. Рукоять под три пальца, а сам полностью накрывается ладошкой. Патронов в нём нет, только две пустые гильзы. Где–то глубоко в подсумке должна валяться третья, последняя сменная кассета с ещё двумя патронами, но одной рукой я её сейчас точно не достану. Да и надо ли? Сейчас возьму нормальный пистолет Макарова, по крайней мере до тех пор, пока не выясню что у меня с рукой — а она ныла, болела и дёргала так, что перед глазами зажигались звёзды.

Возле ворот кооператива сидела, до бела сжав пальцы на цевье дробовика, Алина, и целилась в мою сторону. Из некоторых боксов на звуки близкой стрельбы выглядывали любопытные бандерлоги. Я махнул жене Ландыша рукой:

— Всё в относительном порядке, парни сейчас двух пленных притащат. Иди в наш бокс, скажи Лясе чтобы всё бросала, взяла шприц с кеторолом, один пистолет из тех, что рядом с верстаком лежат, и бегом двигала ко мне. Ясно?

Молодая женщина кивнула, выпрямилась.

— Поняла, шприц с кеторолом и пистолет. Бинты надо? У тебя кровь — она неловко указала мне на грудь.

Я опустил взгляд. Действительно, от середины грудины и почти до пупа всё было в крови, я попытался отряхнуть, но лишь размазал кровь и испачкал перчатку.

— Нет, не надо. Это не моя кровь. Давай скорее — я подошёл к угловому гаражу и замолотил в ворота рукояткой пистолета. Получилось не ахти — пластик же, но дверь довольно быстро открылась. На пороге стоял мужик года на три–четыре старше меня, в мятой футболке и опухшим с похмелья лицом.

— Чего надо? — просипело тело.

— Шоколада. Так мужик, объявляется народный сход. Сейчас резко собираешь себя в кучу и двигаешь к двадцать седьмому боксу. Быть обязательно и прямо сейчас. Понял меня?

Тело с третьего раза сфокусировало на мне свой взгляд.

— Понял… Военный, а ты вообще кто? У тебя кровь тут — он ткнул в меня пальцем.

— Кровь не моя. Придёшь, объясню. И да, слышь, мужик, у тебя это… Яма овощная в гараже есть?

— Ну есть, а чего? — дядька наконец закончил процесс возвращения к реальности и начал задавать более или менее адекватные вопросы.

— Надо. Яма твоя реквизируется на время боевых действий, это понятно? — я попробовал пройти внутрь, но был решительно остановлен рукой контрагента, благо он был на голову выше, и килограмм на пятнадцать тяжелее.

— Э, военный, а ты не охуел? На каком основании? Ты кто вообще такой? А не пойти ли бы тебе на хуй с твоими хотелками?

На пистолет в моей руке он внимания или не обратил, или не понял, что это. Логично. Тем более что патронов, как я уже сказал, там один хрен нету. Дело приобретало не вполне приятный оборот, но, к счастью, из–за поворота вынырнули Сидор с Бамбуком, таща под вывернутые за спиной руки пленного азера. Увидев двух вооружённых автоматами людей, которые, к тому же, ещё и тащили жёстко связанного третьего, владелец углового бокса намного спал с лица и инстинктивно сделал шаг внутрь.

— Парни! Давайте этого сюда, — махнул я им рукой и отпихнув мужика в сторону, прошёл внутрь.

Внутри стоял немолодой «логан» чёрного цвета, внутри которого спала, свернувшись калачиком на заднем сиденье, по–видимому, супруга этого мужика. Ребёнок, пацан лет пяти, играл в планшет, положив его на руль, и был так увлечён, что появление посторонних его не заинтересовало.

— Где у тебя яма? — спросил я совсем потерявшего спесь мужика.

— Там, в левом углу. Они тут под каждым гаражом есть — вместе с ними строились. А вот смотровую канаву по центру пришлось копать самому…

— Бывают в жизни огорчения, — я категорически не был настроен на беседу.

Партизаны неловко протиснулись между машиной и стеной, открыли люк, и сбросили полоняника вниз, как мешок с говном. Впрочем, почему как?..

— Так, мужик, подпол не открывать, с пленным не разговаривать, есть–пить не давать. Крышку придави ещё до кучи чем–нибудь тяжёлым, это в твоих же интересах — это бандит, он безоружен, связан, но всё равно опасен. Тебя как зовут, кстати? — я подошёл к владельцу недвижимости.

— Валера.

— Валер, меня зовут Юрий, я временный военный комендант кооператива. Извини, руку подать не могу: подранен немного. Давай, одевайся, прихвати документ какой–нибудь и шагай к двадцать седьмому. Добро?

— Да, хорошо, сейчас буду, — кивнул он уже полностью осмысленно, после недолгой паузы.

— Ну и отлично — я вышел вслед за своими бойцами, а ко мне уже спешила Ляйсан со своим оранжевым саквояжем.

— Лясь, ну я же сказал: только шприц кеторола, больше ничего не надо.

— Так, больной, помолчите пожалуйста. Я разберусь, — девушка поставила чемоданчик и схватила меня за руку, заставив злобно зашипеть.

Помяв кость сквозь одежду, она полезла за шприцом и констатировала:

— Перелома, слава богу нет, но надо бы по–хорошему рентген сделать. Снимай штаны, сейчас обезболим, — она выпустила воздух из шприца и разорвала зубами пакетик со спиртовой салфеткой.

— Нет времени. Коли прямо в трицепс, сквозь одежду, — видя её колебания, я чуть повысил голос: — давай быстро, это приказ!

Фельдшер пожала плечами и выполнила указание, заставив меня ойкнуть от боли и снова увидеть фейерверк перед глазами. Смахнув слёзы (ещё бы! Там после встречи со стальным прутом не мышца, а отбивная котлета), я сказал:

— Спасибо. Теперь помоги мне убрать мой пистолет в кобуру, и давай тот который принесла.

— Сейчас, подожди, косынку тебе подвяжу — она вытащила откуда–то большой треугольный платок защитно–зелёного цвета и быстро связала его концы.

Надев на меня его, Ляся помогла мне подвесить руку, отстранилась осмотреть что получилось. Многозначительно хмыкнув, она засунула пластиковый «пестик» на место и протянула мне «макара» рукояткой вперёд.

— Магазин полный, патрон в патроннике, на предохранителе.

— Спасибо, милая девочка, — я позволил себе улыбнуться, убирая пистолет в подсумок жилета.

— Не за что. Второй магазин надо?

— Нет, я не планирую стрелять, а если придётся — мне либо хватит и восьми патронов, либо не хватит и ста. Давай, иди обратно, возьми ручку, тетрадь — этого добра у нас вагон, и записывай всех, кто будет к тебе приходить. Фамилия, имя, отчество, дата рождения, номер документа, номер гаража, сколько человек с ним и есть или нет оружие. Ясно?

— Да, Юр.

— Добро. Столик маленький вынеси на улицу — там удобнее будет. На чём сидеть — найдёшь.

Девушка кивнула, как пушинку подхватила тяжёлую укладку и проследовала в указанном направлении, вновь заставив меня проводить взглядом её задницу. Мда… Я постучал рукояткой ПМ в следующий гараж…

Примечания:

[18] Мунафик – лицемер, притворяющийся набожным мусульманином, по факту же являющийся кафиром (самый тяжкий грех в исламе). В данной ситуации обвинение голословно (будь Юра мусульманином), так как в исламе нет полного запрета брать в жёны людей писания.