Роман-боевик Партизан. Защитник Государства - Кирилл Кащеев

5. ОВД «Сосновый бор»

Снова хлопнули двери, и внедорожники зашуршали шинами по асфальту. Наш путь лежал в соседний район — тоже спальный, отделённый сейчас от нас парком. Ну как парком… лесопарком. Если ещё точнее — просто не очень запущенным сосновым лесом немалой площади, который просто называется парком. Да, на его опушке стоит парк аттракционов, есть несколько благоустроенных пешеходных дорожек пересекающих его по нескольким направлениям, но это ЛЕС. В нём водятся грибы и ягоды, живут белки и ежи, и даже небольшое болото имеется, с положенными по штату лягушками и клюквой.

Въезд в лес преграждал неподвижный шлагбаум, сваренный из стальной трубы. Легковушка не проедет, для того и сделано. Но мы–то на танке, фигли! Ломая молодую сосновую поросль и весело перепрыгнув через высокие бордюры, машины объехали препятствие и двинулись по просёлку. Да, можно было бы зацепить этот шлагбаум тросом и вывернуть из земли, или вообще выбрать другую дорогу, но наш вариант — кратчайший. Кто знает, что сейчас происходит со старушкой–женой Лёхи–Степана, с дошкольником Ушаковых, с женой и двумя детьми Аркаши? И чем скорее мы прибудем, тем скорее наших бойцов отпустит напряжение за близких. Это я, с Ильёй и Витей слегка подрасслабили булки, хотя ничего ещё не кончилось, а остальные? Скрипят сейчас зубами и переживают.

К тому же именно этот маршрут имел ещё одно стратегическое значение: выезд из леса находился в конце улицы Терешковой, рядом с ОВД «Сосновый бор», что позволит уточнить фактическую обстановку.

Увиденное нам не понравилось издалека.

— Мрамор — Окте. Наблюдаю дым на одиннадцать часов. Приём.

— Окта — Мрамору. Дым вижу. Снизить скорость, за пятьдесят метров до поворота остановиться. Абзац, Аргон, Сидор — разведать обстановку возле здания, времени не более двадцати минут. Ведущий — Абзац. Остальным выставить охранение. Как поняли? Приём.

— Окта приняла. За пятьдесят метров остановиться, высадить десант, выставить охранение. Приём.

— Абзац принял. Разведать обстановку возле здания ОВД, вернуться и доложить, двадцать минут. Приём.

По телу прошла лёгкая дрожь, адреналин пошёл! Разведрейд — это важно. Это потеря времени, но это залог того, что мы вообще доедем до места назначения. Скручиваю с карабина насадку «парадокс» и скидываю рюкзак. Вытаскиваю из бокового кармана банку масляного фильтра. В фильтр вкручена массивная стальная втулка–переходник, купленная на «ганзе», а с противоположного конца — просверлено отверстие. Накручиваю эрзац-ПБС на ствол карабина. Те же действия проделывают Витя и Влад. Из клапана большого отделения извлекается дешёвый китайский бинокль ультракомпактных габаритов, о восьми кратах и вешается на шею. Степан протягивает мне китайскую копию «Go–Pro», в противоударном чехле. Пригодится. Киваю, включаю её и креплю на груди. Машина останавливается, мы выгружаемся. Смотрю на ребят:

— Готовы? — молчаливые кивки.

— Попрыгали! — все делаем по пять прыжков на месте. Поправляю камеру: она не гремит, но болтается. Подтягиваю крепление и прыгаю снова. Норма.

— К бою! — карабины снимаются с предохранителей, досылаются патроны в патронник и включаются прицелы. — Я — направляющий, Сидор — замыкающий. Пошли!

Мы растворяемся в лесу. Хотя как в лесу? До опушки тридцать метров. Их мы и проходим цепочкой. Шоссе Гагарина забито. Причём не просто забито, это искусственный затор. Машины стоят в обе стороны, многие разбиты, людей нет. Подробностей с этой точки не видно: мы находимся в довольно глубоком кювете, к тому же прикрытые отбойником. От здания отдела видны только два верхних этажа. Мда. Придётся лезть на дерево, но не мне.

— Сидор, на дерево, — я передаю другу камеру и бинокль.

— Не подссыкай, Халк, — пользуется засранец нашей дружбой. Ненавижу эту погремуху. Ну и что, что она созвучная моему имени? Я не зелёный хуеплёт в трусах, у которого кулак больше головы!

Влад закидывает свой карабин за спину, цепляет на себя камеру и хватается за сосну. Лезет быстро, ловко, как обезьяна. Две минуты, и он на высоте десяти метров. Спрятался за стволом, выставил только приборы. Мы сидим и ждём, пока наблюдатель внимательно осматривает окружающую обстановку. Наконец Влад оказывается рядом с нами, возвращает оптику и докладывает:

— Пожар кончился, коптят только несколько окон второго и третьего этажа. Здание выглядит необитаемым: все окна выбиты, дверь нараспашку, движения внутри нет. Зачистили и ушли, судя по всему. Окружающее пространство будто вымерло. Возле крыльца три сожжёные машины ППС — УАЗ и две Лады. Как минимум в «козле» есть как минимум один труп. В остальных не видно. Через дорогу в дом на Терешковой уткнулся пожарный «Урал», в кабине видны трупы. Улица Терешковой свободна, по крайней мере, до проспекта Мира. Только возле самого здания на боку лежит реанимобиль «Соболь», молча моргает маяками. Доклад окончен.

Смотрю на часы. Прошло семь минут, осталось тринадцать. Решение.

— Броском преодолеваем Гагарина, заходим в здание, осматриваемся, возвращаемся. На всё восемь минут, плюс две запасные. Смотрим под ноги — наступать только на нетронутый бетонный пол, двери открываем только верёвками, трупы не трогаем.

— Ну да, я бы заминировал однозначно — кивает Витя.

Дорогу мы преодолели без происшествий. Пролезли под отбойником, чтобы не привлекать внимания возможных наблюдателей картинными прыжками, попетляли, пригнувшись, между машинами и метнулись к зданию. Тридцать метров — расстояние небольшое, но на мне под двадцать кило снаряги, включая броник, да на майском солнышке в разгар дня — упариться можно. Постояли, успокоив дыхание, протёрли рожи от пота: ладно хоть линзы сохранили прозрачность: спасибо фирме за незапотевающее покрытие.

Переглянулись, скользнули в здание, и… сразу ослепли. После яркого солнца снаружи во мрак здания без электричества… минуту только мы привыкали к темноте, распластавшись по стенам и пытаясь уловить малейшие шумы. Тишина, и только палитра запахов смерти лезла в нос: гарь пожара, дым сгоревшего пороха, вонь крови, смрад дерьма и кишок. Ставлю десять против одного, что дальше примешается и тротиловая кислятина.

Из мрака проступили очертания небольшого холла с окном дежурной части, и дверью с электрозамком, ведущей в само здание отдела. Дверь была распахнута, доводчик сорван. Плексиглас дежурки пропустил через себя пару магазинов из «калаша» и почти утратил прозрачность. Мы достали фонари. Лучи зашарили по стенам. За расстрелянным окном оказалось три трупа в полицейской форме. Ну, это ожидаемо.

— Прикрывайте, — сказал я, и выпростал из–под строп молле[12] на разгрузке полуметровую стальную проволочку, тонкую и гибкую, как травинка. Осторожно пошёл к двери, помахивая ею перед собой: плетёную леску и при нормальном свете хрен заметишь, а уж в темноте… единственный вариант — тоненький прутик, взмахи которого перед собой не смогут сорвать чеку с гранаты, но сделают опасность видимой, зацепившись.

В дверном проёме растяжек не оказалось, а вот за ним мы нашли ещё один труп: под мемориальной доской сержанту милиции, погибшему в конце девяностых при исполнении, на письменном столе лежал полицейский. Огромная лужа крови свернулась на полу: прикидочно вылилось литра два, если не больше. Мёртв, сто процентов, но проверить нужно. Попробовал пощупать шею, пальцы провалились в рану. Осветил и присмотрелся: горло вскрыто, ножом с широким клинком, труп уже остыл и окоченел. Всё произошло не меньше пары часов назад. На прапорщике полиции висел древний брезентовый подсумок с четырьмя магазинами 5.45. Залитый кровью «огрызок» обнаружился свисающим с шеи мертвеца под стол. Все верно: как начались протесты, по всем ведомствам было объявлено усиление, а это значит, что на входе в каждый отдел должен сидеть автоматчик. Хорошо. На обратном пути захватим.

Налево коридор почти сразу упирался в бронированную дверь, в данный момент висящую на одной петле. За ней — дежурка, камеры обезьянников и оружейная комната. Там ловить нечего, скорее всего. Если с зарезанного пэпса в холле автомат не сняли, побрезговав, то оружейку скорее всего вынесли до последнего патрона. Диверсанты хорошо оснащены и вооружены, но боевиков из местных маргиналов — нациков, гастарбайтеров, гопников, просто уголовников — надо вооружать.

Идём направо, по кабинетам, под ногами хрустят гильзы — часто автоматные, редко — пистолетные: там, где враг получал отпор… Первая дверь — кабинет сто девять, ЛРО — лицензионно–разрешительный отдел Росгвардии. Сколько раз я тут был… получал лицензии, регистрировал стволы… сейчас кабинет был взорван — в него явно пару гранат закатили. На полу лицом вниз лежал Сергей Константинович — майор, начальник отдела. Кровь из ушей впиталась в ковёр, а лицо было цвета свёклы. Подойти бы, да надавить пальцем на трупное пятно — можно было бы точнее определить время смерти, но смысла, в общем–то, нет. И так понятно, что дело было примерно в то время, когда я получил смс — всё началось сразу и по всему городу.

В нескольких следующих кабинетах ситуация была аналогичная, только трупы лежали обычно в дверях или уже в коридоре. В общем, делать тут нечего: наверх идти времени нет, а внизу — ловить нехер. Только до конца коридора дойдём… Дверь, прикрытая в конце коридора — актовый зал. Чёт мне как–то нервно. Все двери открыты настежь, а эта закрыта. На хрен… Подаю команду:

— Группа, укрыться за капитальными стенами, — я привязал верёвку к дверной ручке.

— Есть укрыться! — сдвоенный вопль из кабинета спустя секунду.

Мелкими шагами отхожу в ближайший кабинет. Открываю рот. Дёргаю, слышу скрип открываемой двери. И тишина. Парни конечно умные, но всё равно:

— Стоять! Не выходить!

Смотрю на часы. Пять секунд. Десять. Двадцать. Полминуты. Ну… вроде нормально всё. Через минутку можно будет осторожно выходить.

И тут жахнуло! Пол подпрыгнул под ногами, по правому уху больно ударило и звук пропал. Прокашлялся. Себя слышно чуть–чуть. Сунул руку за спину и выкрутил звук рации на максимум.

— Абзац — Мрамору! Абзац — Мрамору! Как слышишь? Доклад! ПРИЁМ!

— Здесь Абзац. Громко, чётко. Группа, статус! Приём.

— Здесь Сидор. Норма. Приём.

— Здесь Аргон. Норма. Приём.

— Мрамор — Абзацу. Группа выполняет задание, потерь нет, при вскрытии двери сработало взрывное устройство. Прошу разрешения продолжить разведку в течении ещё десяти минут. Приём.

— Абзац — Мрамору. Подтверждаю десять минут. Не охреневайте в атаке. Конец связи.

— Конец связи.

Я помотал головой. Звук возвращался. Значит не такой уж страшный взрыв. Осторожно выглядываю из–за угла, осматриваю коридор. Минированная дверь была разнесена в щепу, стены будто из пулемёта расстреливали полчаса, а мемориальная доска раскололась и упала на пол. Понятно. Шарахнуло что–то типа МОН‑50. Медленно, по стеночке пробираюсь к двери актового зала. Вонь шибанула в нос: оказывается в фойе пахло розами. Это был не актовый зал. Это был забойный цех. Убив всех, кто сопротивлялся, бандиты согнали всех оставшихся и просто перебили длинными очередями. На невысокой сцене лежали трупы в форме. Тридцать, а то и пятьдесят человек. Большинство — женщины. Следователи, дознаватели, инспектора ПДН… молодые и старые, красивые и страшные… Их всех убили. Всех! Заходить я не стал. Из коридора снял на камеру. Я и не заметил, как за спиной появились друзья.

Мы молча постояли несколько секунд. Каждый думал о своём. Потом мы так же молча вышли из здания, на воздух. На душе было мерзко. Да, я был готов к этом зрелищу. Да, я его даже ожидал. Но… Мрази! Суки! ЁБАНЫЕ ТВАРИ! ВЫБЛЯДКИ ЕБУЧИЕ! Я вас ЗУБАМИ РВАТЬ БУДУ!

— Шут, ты как? — Витька положил мне руку на плечо. Кажется, последние слова я говорил вслух. Мда…

— В норме, Витёк. Мутит немного… Много видел смерти, много видел трупов, видел убитых… Но это же в больницах! И не столько сразу… Сам–то как? — я поднял голову чтобы увидеть его лицо. От его выражения меня передёрнуло.

— Нормально, Халик. Нормально. Ты ещё грудничком был, помнить не можешь… В общем когда начиналась война, наших отцов кто–то надоумил отправить семьи в горы. Это был богом забытый кишлак в горах, и наши отцы думали, что война туда не доберётся. Зря думали. Сначала всё было нормально, но потом в деревню пришли «вовчики», — рассказывая об исламских радикалах, Витя сглотнул. — Война в Таджикистане не была этнической, это да. Резали людей не за национальность… Но тем не менее молодую казашку с грудничком на руках, и кореянку с двумя детьми посадили в зиндан, и стали требовать выкуп. Выкупа, правда они не дождались, пришли «Юрчики» и освободили нас всех, а бандитов перебили. Резня была, местных, кто бандитам помогал, тоже убили. Люто. Собственно после этого родители и приняли решение бежать в Россию.

Однако… Новые открытия в моей биографии. Взгляд сам нашёл глаза Влада. Мертвенно спокойные глаза.

— В Цхинвали до сих пор на окраинах города танковые башни лежат. Я тоже много чего видел. Слышал рассказы местных. И о войне начала девяностых, и про три восьмёрки… Хронику нам показывали тоже… Сейчас просто увидел это вживую — ответил он на немой вопрос.

Я кивнул и вернулся в здание, к зарезанному менту. Готовые поражающие элементы «монки» раскрошили стол и стул, сильно повредили труп милиционера и отбросили его на метр по коридору. Ну что ж. По крайней мере, мертвец не заминирован. Я снял с него на удивление не повреждённый автомат (расколотая деревяшка цевья не в счёт) и подсумок с магазинами. Пара роликов из мины в него попали, но с этим разбираться будем позже, а пока закинем всё за спину.

— Ну что, братцы кролики. Проверим реанимобиль и двигаем обратно. Порядок движения прежний.

Оглядевшись (больше для порядка, один хрен для внешнего наблюдателя мы как вошь на тарелке) мы метнулись к лежащему на боку «соболю». Люди в кабине были мертвы — по ней прицельно стреляли из автомата. Крыша, с крутящимися на ней мигалками была испещрена полутора десятками пробоин — видимо для острастки саданули очередью на полмагазина, уже после падения на бок и полной остановки. Мрази. Микроавтобус ехал на большой скорости, когда по нему стали стрелять — врачи явно спешили на вызов «перестрелка в РОВД — ранен сотрудник полиции». Водителя убило первой же очередью, машину занесло с горки, опрокинуло и развернуло, сильно покорёжив. Геометрия корпуса нарушилась, двери заклинило — открыть их не представлялось возможным. Ладно, мы не гордые.

Сдёргиваю нож с плеча, и всаживаю его в пулевое отверстие в крыше реанимобиля. Вспарываю тонкую жесть. Ещё два движения, и хватаюсь перчатками за получившийся люк. Внутри нас ждала каша: каталку сорвало с креплений, и та пролетела по салону, ломая всё на своём пути, в конце придавив толстую тётку — медсестру, видимо, и раскроив ей череп. Она лежала лицом вниз, в неуклюжем высоком колпаке, из–под которого натекла лужа. Поверх каталки лежал труп грузного мужчины за пятьдесят, тоже в форме скорой — видимо врача. Его убило пулей: она вошла ему в лёгкое сверху, над правой ключицей, ровно прошла сантиметров пять, и начала вращаться вокруг оси. Проходя сквозь лёгкое, пуля сделала полный оборот, превратила ткань в пюре, вошла в печень, сделав ливерный фарш, плашмя разорвала кишки, и вылетела из ляжки донцем вперёд. Даже не мучился, наверное.

Надо лезть внутрь: в реанимобиле есть сейф с учётными препаратами, в том числе — наркотическими анальгетиками, которых у нас нет и быть не может, но которые могут очень пригодиться, если вдруг кого–то ранят. Да и вообще там может быть много полезного. Конечно кое–какие препараты и перевязочный материал у нас есть, но если мы из рейда принесём ещё какие–то ништяки, то будет здорово.

Ключи от сейфа должны быть у доктора — я нагибаюсь и начинаю обшаривать его карманы. И тут снизу слышу стон! О-оу! Смотрю вниз и понимаю, что случайно наступил на руку медсестре, которую посчитал мёртвой. Сказав несколько непечатных слов, я присел на корточки и ухватился за стальную трубу каталки. Становая тяга! И каталка с трупом толстяка, совокупным весом в полторы сотни кило отваливаются в сторону.

Прохожу по салону к ногам пострадавшей медработницы, задираю брючину форменных синих штанов и тыкаю ножом в икру. Слышу стон, машинально отмечая красоту и изящество женской лодыжки — радуюсь: чувствительность в норме, позвоночник скорее всего цел. Можно попробовать покантовать. Осторожно переворачиваю на спину — лицо залито свернувшейся кровью, один глаз закрыт, а выбившиеся из–под колпака волосы пропитались кровью и встали колом. Форменный китель сотрудника Скорой Медицинской Помощи тоже в запёкшейся крови. Зрелище для неподготовленного человека жуткое, но в приёмном покое четвёртой горбольницы я насмотрелся всякого и научился отделять мух от котлет. Рукой в перчатке счищаю с лица залившую его кровь и помогаю открыть глаз. Свечу фонариком в каждый, вызвав слабую гримасу. Поймал взгляд на оранжевую кнопку в торце фонаря, проверил движения глаз и выдохнул. Девушка практически не пострадала: удар прошёлся вскользь, слегка надорвал кожу на голове, но и только. Черепно–мозговой травмы нет, крови вылилось меньше стакана — доноры дают больше за раз, а вялость объясняется тем, что девушка (молодая и красивая! И как я только смог принять её за старую жируху?) пару часов пролежала придавленная каталкой и трупом коллеги. Они давили ей на грудную клетку, и перекрывали доступ воздуха, не давая дышать. Сейчас очухается — отвешиваю девушке пару лёгких пощёчин, и слегка надавливаю на трахею: ура! Закашлялась, и попробовала сесть. Помогаю ей в этом начинании, жду пока отдышится и спрашиваю.

— Девушка, вы в порядке? Говорить можете? Как вас зовут?

Она держится за грудь (четвёртый размер, Карл! — снова машинально отмечаю я) и кивает.

— Леся — слегка сипло, с натугой, но членораздельно выдавливает из себя.

— Ну и отлично. В данный момент вам ничего не угрожает, но вы находитесь в зоне боевых действий. Меня зовут Юрий, я заместитель командира группы спецназа, старший лейтенант ФСБ Семёнов, мы прибыли до выяснения обстоятельств произошедшего в Городе. Вы можете идти?

Уверенный кивок.

— Леся, мы нуждаемся в медикаментах, помогите нам найти в машине анальгетики и перевязочные материалы.

Снова кивок. Сморщившись, девушка встаёт на колени, достаёт из кармана ключи, и открывает сейф, на котором, как оказалось я сидел. Из него появляется несколько упаковок с лекарствами, среди которых наверняка есть промедол и морфин.

— Идти далеко? — взгляд почти полностью пришёл в норму. Глаза красивые, карие, голос — мелодичный, звонкий.

Я отрицательно мотаю головой:

— В двух минутах отсюда ждёт бронетранспортёр.

— Хорошо. Держи. — Леся кидает мне чемодан дефибриллятора, потом выгребает из–под завала мешок Амбу и большой оранжевый пластиковый саквояж. Убирает туда препараты, смотрит на меня в упор — Вылазь давай.

Я вздрагиваю и подчиняюсь. Дефибриллятор сую Аргону, а сам помогаю девушке протиснуться в вырезанный люк. Господи, как я мог даже в мыслях назвать жирухой ЕЁ?! Леся — изящная, стройная и гибкая девушка, просто с великолепной большой грудью и королевской задницей. И лет ей около двадцати. Чтобы добить меня окончательно, со скорячки слетает её огромный бесформенный колпак. По спине, до самого копчика растекаются невероятной густоты лоснящиеся каштановые волосы.

— Бляяяяя… — тихо протягиваю я, наблюдая, как девушка, нагнувшись, вытаскивает через дыру в крыше реанимационную укладку.

Так, отставить. Выполняем задание. Чемодан дефибриллятора наш гигантский кореец закинул за спину, а укладку Леся потащит сама: она не несёт оружия. Война…

— Теперь, Лесь, запоминай: передвигаемся, пригнувшись и бегом. Чемодан прижми двумя руками к груди и копируй движения за ним — я указываю на Аргона. — Он бежит — ты бежишь. Он сел — садись ты. Падает — падай. Никаких исключений. Ферштейн?

— Я-я, — произнесла она с немецким акцентом, от которого у меня напряглось в штанах. Ёперный театр! Я ж Софью… Нет, я конечно бабник, не отрицаю. И каждую красивую женщину в объятьях другого мужчины я воспринимаю как личное оскорбление. Софью я люблю, но поскольку секса между нами не было (и как только химия произошла?…), я не считаю себя ни в чём обязанным. Через это в сексе я себе не отказываю и угрызений совести не испытываю. Но тут я почувствовал что–то ещё, кроме обычного влечения к красивой девушке. К чёрту эти мысли! Подумаем об этом, когда решим маленькую проблемку с армией вторжения в Городе.

Обратный путь прошёл без приключений: преодолели шоссе, опознались по радио и вернулись к броневику. Когда мы только вошли в перелесок и распрямились, я обратился к новой спутнице:

— Простите, Олеся. Я ввёл Вас в заблуждение, — меня прямо пёрло от этих реверансов с общением на Вы с ровесницей. Я ощущал себя практически Вежливым Человеком Крымской весны. — Никакая мы не группа спецназа ФСБ. Мы — партизанский отряд имени нерушимой дружбы Эрнесто Че Гевары и Сидора Ковпака. Действуем на общественных началах, эвакуируем своих родных и близких из опасной зоны… Что такое? — я поднимаю брови и даже останавливаюсь в ответ на заливистый грудной смех девушки в окровавленных одеждах.

— Они бы непременно дружили, если бы не разделявшее их пространство и время? Вы что, у Круза название спёрли? — Мда… сказать что я был удивлён, это ничего не сказать. Сколько моих знакомых женщин читали первоисточник? Саша, да Рыжая Сука… Мне удалось сохранить самообладание, я только сдёрнул бандану с лица на шею и широко улыбнулся.

— Именно! «Эпоха мёртвых» — это одна из моих самых любимых книг. И многих членов нашего отряда тоже.

Однако удивления на этом не закончились: наша прекрасная гномка (девушка была сантиметров на семь ниже меня) оказалась полна сюрпризов. Следующая её фраза вообще заставила нас переглянуться и покраснеть:

— И да, мальчики: я никогда не поверила бы, что спецназ может быть вооружён гражданскими карабинами, да ещё и с самопальными глушителями.

Пока мы пытались переварить то, что эта молодая красивая девушка может отличить гражданский карабин от боевого и представляет, как выглядит глушитель на оружии, она продолжила:

— Ладно, что было, то было, где там ваш «бронетранспортёр» — последнее слово она явно взяла в кавычки.

— Понимаю Вашу иронию. Мы уже пришли, — я указал рукой на бронированный УАЗ за деревьями. — Транспорт со скрытым бронированием к вашим услугам. Сейчас я вынужден вас оставить, необходимо сделать доклад командованию.

Я картинно раскланялся и перешёл на бег.

— Товарищ командир партизанского отряда! Разрешите доложить? — взял я под козырёк каски.

— Сложи хвост обратно, а то распушил, — беззлобно осадил меня Илья, сидевший на капоте «нивы». — Давай, что там у тебя?

Я расстегнул ремешок каски, снял её и положил на сгиб локтя.

— Шоссе имени Гагарина стоит полностью, переехать его можно только растащив или растолкав машины, в здании РОВД была зачистка около двух часов дня. Сначала вошёл один человек, ему открыли дверь с электрозамком, он зарезал дежурного автоматчика и впустил всех остальных. Те расстреляли дежурку, убили нескольких человек, закидали верхние этажи бутылками с напалмом, а остальных собрали в актовом зале и расстреляли. Дверь заминировали на открытие. Обезвредил срабатыванием, через верёвку, как ты учил. Так же инсургенты расстреляли две пожарные машины и карету скорой помощи, ехавших, по видимому, на оказание помощи милиционерам. В реанимобиле мы обнаружили живую девушку по имени Олеся, забрали медикаменты, в том числе наркотические анальгетики, дефибриллятор и доставили сюда. Так же в здании РОВД взяли АКС‑74У, с расколотым цевьём, с тремя магазинами. Доклад окончил.

Илья слушал внимательно, почёсывая бородку, взял протянутую камеру, задержал её в руке. А потом начал негромко задавать вопросы, от которых я стал похож на свёклу.

— В оружейке были? Обезьянник проверяли? В уголовный розыск поднимались? Компьютеры целые? Пожарные машины проверяли? Откуда, куда ехали? Кто эта девушка? Её фамилия? Должность? С какой она подстанции, что знает о произошедшем?

Бляя… лучше бы ударил. Я попытался оправдаться:

— Не были мы в оружейке. И в обезьяннике не были. Дверь туда взорвана, а значит живых там нет, оружие, думаю, вывезено, спецконтингент или отпущен или убит…

— Думаешь? Тут надо не думать! Надо проверять! На то тебя и отправили в разведку! Ладно… — Илья резко сменил гнев на милость, — учитывая что это первый твой настоящий рейд, — неплохо. На будущее учти замечания. Девицу давай сюда.

Я сделал вдох–выдох, возвращая себе подобие спокойствия после нагоняя, затем развернулся на пятках:

— Олеся! Подойдите, пожалуйста!

И она подошла, на ходу вычёсывая сгустки крови из волос. С лица кровь она уже счистила и даже форму немного привела в порядок. А расчёска откуда? Ага — через плечо на лямке–цепочке болтается клатч — а я и не заметил, на жопу смотрел. Причём что, сука, характерно — лямка длинная — до пояса, то есть я смотрел всего на десять сантиметров ниже и не увидел сумочку. Старший партизан Семёнов, вам неполное служебное… Впрочем мне его и так уже вынесли…

Леся подошла к нам, мазнула насмешливым взглядом по мне, походя взяла у меня каску, надела на голову и обратилась к Илье, чётко отдав воинское приветствие.

— Здравия желаю! Фельдшер реанимационной бригады Скорой Медицинской Помощи, младший сержант запаса Кудайкулова Ляйсан Айдаровна по вашему распоряжению прибыла.

Меня опять перекосило. Да когда же это кончится?! Даже имя неправильно узнал.

Такое поведение вызвало у командира улыбку, он поднял руки, как бы сдаваясь:

— Можно не по уставу? Меня Илья зовут. У Вас отец военный, Ляйсан Айдаровна?

— Я сирота, Илья. Меня воспитывал дядя — военный пенсионер. Умер год назад. И если можно, на ты.

— Это чувствуется. Сколько тебе лет? Ты местная? Где живёшь, где работаешь? Куда следовали крайним рейсом?

Девушка совершенно не терялась на допросе, отвечала на вопросы чётко, последовательно и по существу.

— Мне двадцать два. Я из Татарстана, сюда меня дядя забрал шесть лет назад, после смерти родителей. Летом прошлого года закончила колледж и устроилась на подстанцию номер три, возле автодрома. Следовали в дом четыре по улице Терешковой, по вызову «падение с высоты ребёнка восьми лет». Летели с маяками, как самолёт, возле здания ОВД «Сосновый бор» нашу машину обстреляли, реанимобиль перевернулся, все мои коллеги погибли, — речь девушки замедлилась, а лицо стало терять румянец. — Меня ударило по голове каталкой и придавило сверху трупом Ивана Ильича. Я попыталась выбраться, кричала, но ничего не удалось сделать — Ильич был мужчиной в теле. Лежала очень долго, дышать было очень тяжело, когда почти потеряла сознание — ваш боец вскрыл машину и освободил меня, — в мою сторону был отвешен реверанс, но бледность на лице усилилась.

Я подобрался, а Илья подумал полминуты и сказал:

— Хорошо, Лясь. В данный момент я могу предложить два варианта развития событий: первый — сейчас вы оставляете медикаменты и отправляетесь куда посчитаете нужным. В этом случае за вашу безопасность никто не поручится. И второй вариант — вы вливаетесь в наш партизанский отряд, и приступаете к выполнению обязанностей санинструктора. Легко и безопасно не будет, но между вами и смертью будет стоять как минимум бронированный автомобиль и десяток вооружённых бойцов. Мы крайне нуждаемся в медике, у нас есть один — кобель блудливый — Никитич кивнул в мою сторону, вызвав сжатие челюстей у меня, и ухмылку у Ляси. — Но он, во–первых, ещё не окончил университет, а во–вторых он — в первую очередь боевик, а медик — по возможности. На размышления даю минуту — больше у нас просто нет, увы.

— Минута не требуется, я остаюсь с вами — девушка кивнула, слегка покачнувшись. Илья тоже заметил неладное и стал закругляться:

— Ну и отлично. Можешь привести себя в порядок и занять место в «Ниве», выезжаем минут через пятнадцать. Мы с Юрой пока откорректируем маршрут.

— Хорошо, — девушка пошла к двери автомобиля и тут у неё наконец подкосились ноги. Я был готов и поймал её на руки, слегка крякнув под весом. Барышня компактная, но шестьдесят кило в дополнение к тому, что уже висит на мне — заставили тихо выматериться сквозь зубы и оставить идею нести Ляйсан картинно на уровне груди. Ухватив кое–как, я дотащил оставшийся метр и усадил на водительское кресло.

Из кустов выбежала Леди, сидевшая в «секрете»[13] с мужем.

— Что с ней? — сразу закудахтала. — Что с девочкой?

Морщусь:

— Обычный обморок. Дай пожалуйста чемодан, — я указал на медицинскую укладку, которая стояла в паре метров, там где Ляся отобрала у меня каску.

Нашатырь и ватные шарики, как и следовало ожидать, оказались сразу сверху, в боковом ящике. Слегка смачиваю вату в нашатыре и машу ею возле носа у девушки. До кучи ещё и тру ею висок.

Ляся закашлялась и пришла в себя.

— Что со мной было? — ещё слегка заторможено спросила она.

— Обморок. Обычный обморок. Тебе сегодня хорошо досталось, девочка. А ты хорохоришься, — я присел на подножку автомобиля и вложил девушке ватку в руки. — Держи, будет кружиться голова — нюхай. Хотя ты и сама всё знаешь, коллеги всё–таки… вот ещё, держи, — я вынул из сухарки большой сникерс и тоже протянул ей. — Мне кажется, тебе следует подкрепиться. Ты сегодня завтракала хотя бы? Про обед уж не спрашиваю.

— Нет, — фельдшер смущённо потупилась. Мда… молодые медики они такие. Забывают о себе, работают на износ, с энтузиазмом гробя здоровье и зарабатывая кучу хронических болячек уже к тридцати годам.

— А зря. Покушай, восстанови силы, я скоро вернусь. Договорились? — я подмигиваю девушке.

Неуверенный кивок, и взгляд — он изменился. В нём уже нет насмешливости, а скорее какая–то растерянность и заинтересованность. Как там Илья сказал? Кобель блудливый? Ну и чёрт с ним, зато добрый и искренний. А ещё язык хорошо подвешен. Этим бабам и нравлюсь.

Я залез в УАЗик. Там уже был разложен столик, а на нём стоял ноутбук с подключенной к нему камерой. Несколько минут потыкавшись с Ильёй в записи, мы определили способ преодоления трассы.

— Эту четырку за фаркоп лебёдкой сдёргиваем, а ларгус который за ней — толкаем бампером. Думаю пролезем. — Я киваю.

— По коням! Частоту сменить! — раздаётся в рации голос Мрамора.

Лезу за спину и третий раз за сегодня меняю канал. Поговорили на одном — и хватит. Радиоэфир большой, частоты менять можно после каждой вспышки обмена.

Перед выездом я успел сбегать до «Нивы», помочь Лясе перебраться на заднее сиденье, поставить укладку ей в ноги и сунуть в руку ещё одну шоколадку.


Примечания:

[12] molle – тип застёжки для крепления подсумков.

[13] «Секрет» – замаскированная позиция охранения.

8 комментариев к “Роман-боевик «Партизан. Защитник Государства» // Кирилл Кащеев”

  1. Начиналось неплохо, юмор и сарказм порадовали, много несостыковок в хронологии связанных с реальностью но т.к. это роман, сойдёт. Честно, было интересно до главы: Ирина, потом какой-то сумбур, но осилил. Теперь про контекст, четко просматривается предвзятость к хохлам, не ну, были затронуты и другие нац-ти, но уж ярко выражены события последних лет на Украине и явная ненависть к украинцам как таковых. Создалось даже впечатление что на этой почве и рождался этот роман-газета, нехорошо как-то получилось. Считаю что админы должны пресекать подобного рода посты, хоть романов, хоть сочинений и т.д. несущих в себе ненависть, расизм и всё в таком духе. Сайт как я понимаю международный и создавался не с этой целью, а объединить ЛЮДЕЙ которым любо направление в выживании, бушкрафте, препперстве и т.п. С уважением, берегите себя и удачи всем.

    Ответить
    • Да какой там нацизм? 😄 Там лютый и дремучий социально-политический мрак в черепе у автора (на основании слов лирического героя). Автор выражает ненависть ко всем, начиная от Украинцев и заканчивая скинхедами, либералистами, и тд. Ну и так ватно, что можно ватными бушлатами дивизию обеспечить. )
      Но местами очень интересно.

      Ответить
  2. не очень интересно, но концовка обнадёживает. Дифирамбы дядюшке Пу не катят.

    Ответить
  3. А мне зашло, захватывающе и сюжет достойный. Давно не находил легкого и атмосферного чтива, автору- респект и ачивка. Все социально- политические аспекты — личное дело автора, его взгляд. Ну и пусть будут на его совести.

    Ответить

Оставьте комментарий