Роман-боевик «Партизан. Защитник Государства» // Кирилл Кащеев

3. Софья

Хлопнули дверцы машин, и мини–колонна двинулась в путь. Бронированный УАЗ с шестью бойцами ехал головной машиной, а под её прикрытием шла более мобильная «Нива» с остальными. В случае огневого контакта мы в головной машине связываем противника боем, прикрытые бронёй, давая возможность экипажу Нивы спешиться, сманеврировать на местности и поддержать нас огнём с фланга.

Маршрут номер три подразумевал эвакуацию из точки «Динамо» (равно равнудалённой и от лыжной базы, и от одноимённого стадиона) по контуру Мрачный — Аргон — Абзац (Я) — Накопитель. Затем Сидор — Ландыш — Заяц–Леди — накопитель. Ну и третьим рейсом Бамбук — Окта — Степан — накопитель. Такая конфигурация маршрутов была избрана сугубо исходя из расположения жилищ наших близких. Мрачный сегодня выпал из плана, жена и дочь Мрамора жили в шаговой доступности от объекта «Накопитель» — капитального кооперативного гаража, арендованного группой в одном из спальных районов Города, недалеко от высотки, в которой жил Илья. Там располагалась наша база, практически детский «штабик» для взрослых дядей. Была там печь, запас дров, пополняемый поддонами из ближайшего супермаркета, газовая плитка, пара пятилитровых баллонов с пропаном, надувная мебель, мангал, электроинструмент, немного медикаментов, продуктов и посуды. Естественно гараж запирался изнутри. К тому моменту, когда мы привезём первую партию эвакуированных, там уже будет гореть свет, надута мебель, и кипеть чайник. Была бы зима — ещё бы и печь натопили.

Первый пункт нашего маршрута располагался недалеко — проехать километр по дамбе, по которой я ехал сюда, в обратную сторону, пара кварталов и на месте. Это почти центр, но протестами и не пахнет. В Городе даже понятие «центр» очень растяжимое. Очень.

Машины остановились у забора, преграждавшего въезд во двор. Аргон на соседнем сиденье включил телефон — трубка увидела сеть и через полторы минуты в УАЗик плюхнулась хрупкая рыжая девочка с рюкзачком из дермантина и полугодовалым детёнышем, завёрнутым в слинг. Спортивную сумку, которую она бросила возле дверцы, Аргон быстро закинул на крышу и прижал резиновой сеткой. Он коротко, но крепко обнялся с женой, жаркий поцелуй и мы двинулись дальше. Прямо сцена из мелодрамы. В пути Катя качала Савву и лишь изредка, украдкой посматривала на нас — друзей мужа, которых она видит впервые в жизни, и которые, тем не менее, везут её и ребёнка в безопасное место. Сам Виктор нервно смотрел в окно, внимательно наблюдая за происходящим на ставших внезапно почти безлюдными улицами, постоянно совершая над собой усилие, чтобы не смотреть на жену.

Следующий пункт нашего маршрута располагался близко, но проблема была в том, что нужный нам дом был непосредственно в эпицентре протестов, причём на другую сторону Проспекта, именно того, где сейчас должны были бить витрины ювелирных магазинов и жечь машины. Мы ехали по узким второстепенным улочкам параллельно–перпендикулярной застройки шестидесятых годов, объезжая области, уже давно перекрытые «кирпичами» в яндекс.пробках. Сделав кружок в два километра, мы наконец оказались у цели. Встали у ворот номенклатурного ещё по временам СССР двора. Обычно в это время во дворе машин почти нет, а в песочнице играют дети под присмотром мам или гувернанток. Сейчас большой и шумный двор будто вымер, отгородившись от мира десятками дорогих тачек. Отцы семейств бросили дела и ломанулись домой, к жёнам и детям. Пройдёт несколько часов, ситуация накалится, и они так же стадом начнут ломиться из города в сторону аэропорта. Но будет уже поздно.

Включаю трубку. Телефон увидел сеть с большой задержкой, очень слабо, а интернета не увидел вовсе. Электричество отключено, вышки дорабатывают заряд аварийных аккумуляторов и дохнут. Ну, родная, вывози!

Звоним контакту «Семёнова»… телефон будто специально мотает нервы, но всё же соединяет. Вместо гудков играет проигрыш песни «Этот город» группы «Браво» — у меня она почему–то ассоциируется с Сонькой, и пару недель назад, когда наши отношения сделали ещё один крошечный шаг, любовь всей моей жизни решила поставить эту композицию на гудок. Просто так, «мне понравилась эта песня», хотя глазёнки аж искрились разглядывая исподтишка моё счастливое лицо. Софья Игоревна — высокомерная, самовлюблённая аристократичная сука, но и её барьеры наконец прорывает… а сейчас я молюсь чтобы всё было в порядке. На звонок наконец ответили, но из динамика раздался только треск.

— Спускайся! — говорю я в китайскую мобилу, — в ответ только помехи. Мля…

— Сонька, давай вниз! — кричу я в микрофон, — невнятное бульканье, обрывок слова… бесполезно. Отключаюсь. Нервы, нервы, нервы… Пишу СМС. Не отправляется… твою–то мать! Начинаются проблемы…

В этот момент справа раздаётся автомобильный гудок. Я поворачиваю голову. Во я мудак! Серебристая «Камри» стоит в глубине двора, под старой липой, полузакрытая чёрным «Лэнд ровером». Соня за рулём, нервно оглядывается. Конечно же. Она не знает, что за машины въехали во двор: она их ни разу не видела, но по ценовой категории двору они никак не соответствуют. Я зажимаю тангенту.

— Мрамор — Абзацу. Объект справа, выхожу с Бамбуком на сопровождение. Приём.

— Мрамор — Абзацу. Подтверждаю.

Пересекаемся взглядом с Бамбуком. Киваем друг другу. Всё следует делать быстро, как всегда, в общем. Товарищ поворачивает ручку, выскакивает из машины и садится возле машины на колено. Я выскакиваю следом и быстрым шагом иду через двор. Бамбук следует за мной, прикрывая сзади. Пока ещё в этом нет необходимости, чисто тренировка и капельку понтов. Оглядываюсь — двор такой же вымерший, опускаю карабин, до того прижатый к груди. Снимаю большой палец с предохранителя. Поворачиваюсь обратно к Тойоте — Софки за рулём уже нет — с ужасом на лице она спиной отползает на пассажирское сиденье. Понятно всё… Очки поднимаю с лица на каску а бандану наоборот, сдёргиваю с носа на подбородок. Наклоняюсь и стучу костяшкой в водительское стекло.

— Соф, хватит бояться. Чип и Дейл прибыли на помощь — я широко улыбаюсь в стекло и на лице Софьи наконец появляется узнавание. Она достаточно быстро берёт себя в руки и вылезает из машины с пассажирской стороны. Мы встречаемся у капота и обнимаемся. Это третий или четвёртый раз за всё время нашего знакомства, когда она первая обнимает меня. И второй — когда целует. Мммм… как хорошо то! Да я сейчас всех врагов двумя плевками перехерачу!

— Я так испугалась… Я поехала домой, как ты сказал, поехала по Некрасова, а там, знаешь, отделение милиции. Там стреляли. Так страшно, Халик… — казалось, что моя Железная Королева, ухватившаяся за лямки моего разгрузочного жилета сейчас расплачется. А у меня сердце щемит от нежности. Ага. Хрен. Софья отстраняется, отворачивается, и несколько секунд стоит, справляясь с эмоциями. Справилась, поворачивает ко мне своё лицо, спокойное и высокомерное, как всегда.

— Возле отделения была перестрелка. В мою машину попали — взмахом руки она показывает на заднее крыло. Действительно. На серебристой жести три входных отверстия.

Я обхожу машину сзади и нахожу выходные. Малокалиберные пули из автомата Калашникова вышли плашмя из крышки багажника, рядом с габаритными огнями. Да уж… кто угодно запаникует. Прикидываю по времени, когда это было, пара закончилась… плюс пятнадцать минут чтобы переодеться и сесть в машину, плюс ещё двадцать чтобы доехать до точки попадания под огонь. Ага. Зажимаю кнопку на пальце:

— Мрамор — Абзацу. Дополнительная вводная: около часа назад был бой у Ленинского ОВД. Силы сторон, потери и результат боя неизвестны. Приём.

— Принято. Давайте скорее.

Тут надо сказать два слова о правилах ведения радиопереговоров, они едины и незатейливы. Как я уже говорил, позывные состоят из двух слогов, которые легко разобрать сквозь помехи, и не содержат в себе никакой информации. Так как радиоэфир небезграничен, а враг не дремлет, всякая передача должна быть максимально краткой, понятной, и строго регламентируемой. Первым словом в передаче называется адресат, вторым — тот, кто обращается. Между ними подразумевается слово «вызывает», или «ответь», — но оно опускается для краткости. Далее следует текст сообщения, и всё завершается либо словом «приём», что говорит о том, что говоривший отпускает кнопку передачи, либо словосочетанием «конец связи», если разговор окончен. Это продиктовано тем, что рация не может, как телефон, одновременно и принимать, и передавать сигнал. В некоторых случаях, особенно когда передаётся важный приказ, принимающий повторяет суть услышанного, и получает подтверждение, что он всё понял верно. Таким образом, правильное сообщение от Пети к Васе, о том, что Вася не застегнул ширинку, по радио звучит так:

— Баркас — Туче. Приём.
— Баркас на приёме.
— Баркас, застегни ширинку. Приём.
— Туча, есть застегнуть ширинку. Приём.
— Подтверждаю. Конец связи.

Конечно же, в реальных условиях зачастую встречаются вольности, отступление от правил, но общий смысл всё равно не меняется.

Я повернулся к Софье.

— Когда услышала что стреляют, что сделала?

— Испугалась, спряталась за рулём, чуть не врезалась, проскочила на красный — Софья смотрела мне в лицо, прямо, слегка вздёрнув подбородок, с лёгким вызовом. Как бы говоря: я женщина, а не Рэмбо и имею право пугаться.

— Мда, — я потёр подбородок, потом улыбнулся. — Тебя спасло то, что ты ба… женщина — я чуть не оговорился, что было чревато. — Мужики обычно в такой ситуации топчут тормоз и встают в зоне обстрела. Ты же сделала всё правильно — вдавила педаль газа. Ты умница, девочка. А почему ты в машине, а не дома? Я же сказал ждать в квартире.

Софья повесила нос.

— Халик, когда я приехала, у меня уже не было сил выйти из машины, было так страшно… — девушка отвела взгляд в сторону, и будто бы даже шмыгнула носом.

Нда… незадача…

— Вещи тебе собирать долго? — в моей голове уже нарисовался образ полуторачасового сбора десяти чемоданов. У нас нет на это времени. Но Софья меня второй раз приятно удивила.

— Нет, сумки в машине. Я ещё месяц назад сделала, как ты советовал. — Соня достала из багажника небольшую адидасовскую сумку и кожаный саквояж от Луи Виттон, а потом грязно, как могут только медики, выругалась, смешивая русский мат и латинские ругательства. По ней полчаса назад стреляли? Херня. Просто в сумке за несколько сотен вечно зелёных была огромная дырень, из которой торчали какие–то лоскуты. Одна из пуль попала в сумку с вещами и перепортила тряпок на кучу денег. Да и в истерике она билась из–за дырок в любимой тачке. Жадная сука…

Молча забираю у неё из рук спортивную сумку, вешаю на плечо, беру Соню за плечо и мягко, но уверенно и быстро веду к «таблетке». И так времени кучу потеряли. Сумка залетает на пол бронекапсулы, я помогаю забраться Соне и забираюсь сам, попутно прокручивая в голове её речь: Alavagina squamosa — чешуйчатый пиздокрыл… надо запомнить. Последним влезает Бамбук и захлопывает дверь.

И тут, на выезде из двора нас цепляет вишнёвый «Кайен»: состоявшийся парень средних лет, на нервах отказался пропускать выезжающий нищебродский уазик и получил царапину от нашего бампера во весь борт. Мудак. Колонна встала. Капец. Из водительской двери вышел собственно водятел, прыгающей походкой борзого и раздражённого человека. Вид двух людей в камуфляже за лобовым стеклом его явно не смутил: он же хозяин жизни, херли, ща построит это быдло в зелёном. Прежде чем я успеваю подумать, в наушнике звучит команда из замыкающей машины:

— Аргон, Абзац, Сидор, разобраться. Времени — минута. Приём.

— Абзац принял. Есть одна минута.

Это я люблю. Напряжение и агрессия последних недель требует выхода.

Мы цепочкой вываливаемся в заднюю дверь, и обходим броневик, взяв ломящегося в водительскую дверь баклана в клещи.

— Эй, мужик! Ты этот район хорошо знаешь? — кричу я, как самый мелкий, самый борзый, к тому же ещё и чурка. Впрочем, моего лица не видно.

— Да, — не ожидавший увидеть трёх вооружённых мужчин мажор слегка опешил, и именно по–этому повёлся на древнюю как мир гопническую подъёбку, отшагнув от водительской двери нашего микроавтобуса. Я рассмотрел его получше: не просто мажор, а крепкий уверенный мужик за сорок, на правой руке часики Ball за полмиллиона, ботинки пошиты на заказ, костюм тоже не с китайского рынка. Сориентировался быстро:

— Здравствуйте, молодые люди, в чём….

Э, нет, братец, в полемику с тобой я вступать не собираюсь. Давим как гопник, заготовленная фраза пошла!

— Если на хуй пошлю, не заблудишься? Съебал с дороги, на своём ведре, пока у тебя всё в порядке!

В этот раз ступора не случилось. Мужик вообще красавец, мгновенно адаптируется, на оскорбление от агрессивного, и явно более сильного противника реагирует спокойно, без крика и истерики.

— Молодой человек, вы подумали, прежде чем обратиться ко мне в таком тоне? — если бы на нём были очки, он бы наклонил голову и посмотрел на меня поверх оправы.

Мда, придётся бить. Я делаю шаг вперёд и резко, со всей дури впечатываю мужику приклад в грудину, сбивая его на асфальт. Затвор карабина лязгнул, ударившись о флажок предохранителя. Для здорового человека это не опасно: максимум пара сломанных рёбер, но дыхалку сбивает здорово.

Держащегося за грудь, натужно кашляющего мужичка мы подхватываем за руки, за ноги и отбрасываем на газон. Колонна продолжает движение. Самый сложный этап операции завершён: проживающие в центре города члены семей наших бойцов эвакуированы без происшествий. Остальных надо подбирать по окраинам, а после вывозить просёлками.

Мелькали дома, улицы, движение в центре очень быстро вставало, причём наглухо — светофоры не работают, регулировщики не появляются. Раз авария, два авария — перекрёсток встал, телефон не видит сеть. Через полчаса после того как встал намертво — автовладельцы начинают запирать машины и покидать пробки пешком. Узкие нерегулируемые улочки ещё держались, но были вынуждены пропускать больше машин чем за всю свою историю.