В Первую мировую войну, помимо миллионов участвовавших в ней людей, втянутыми оказались и животные. Помимо лошадей, тысячами мобилизованных в кавалерию и голубей, передававших ценные сообщения, вынужденными участницами войны стали собаки, на долю которых в первую очередь выпала санитарная служба. Причем в отличие от противников ‒ Германии и Австро-Венгрии, широко практиковавших собак-санитаров, для Русской армии использование собак на фронте стало новаторством.

Ровно сто лет назад, в 1915 году в столице освобожденной от австро-венгерских войск Галиции ‒ Львове была создана «Школа военных сторожевых и санитарных собак», которую возглавил бывший начальник отдела эвакуации в военно-санитарном управлении Юго-западного фронта, статский советник Лебедев, имевший опыт дрессировки полицейских собак. Правда, в связи со скорой потерей Львова, школу пришлось перенести в Киев, где ее начальником стал большой любитель охоты штаб-ротмистр князь Щербатов.

Осенью 1915 года был официально утвержден штат школы и издано первое в России наставление по использованию собак в армии, которое, как сообщает историк Павел Аптекарь, гласило:

При надлежащем отношении и хорошем обучении собака может стать незаменимым помощником в секрете на передовой линии, для обнаружения неприятельских разведывательных и подрывных партий, для передачи донесений в случаях порыва телефонной связи под сильным вражеским огнем и для поиска и вытаскивания с поля боя раненых воинов

А с сентября 1915 года специально подготовленные инструкторы и собаки, распределенные по полкам Русской армии, приступили к службе. Как правило это были овчарки, эрдельтерьеры, доберманы и гончие.

 

А вскоре о службе новых призывников появились первые отклики. Петроградская монархическая газета «Земщина» в небольшой заметке «Собаки-санитары на войне» сообщала своим читателям:

«В «летучку» передового отряда прибыль новый «персонал»: пять санитарных собак. Собаки как будто сразу почуяли боевую атмосферу и при каждой новой очереди из орудия сторожко прядали ушами, порываясь броситься вперед. Каким-то тихим, придушенным визгом просятся они на свободу.

‒ Они никогда не лают, ‒ поясняет санитар-инструктор, сопровождающий собак. ‒ Даже когда раздерутся между собой, то и то втихомолку.

После боя, когда начались работы санитаров, собак выпустили. С какой-то особой серьезностью и спокойствием они дали надеть на себя легкие перекидные сумки, ожидая знака, чтобы ринуться вперед. Перемахнув проволочные заграждения, оставшиеся еще здесь, вокруг хутора, после германцев, собаки скрылись в темноте ночи. Минут через двадцать, вынырнув откуда-то из темноты, вернулся Буф, настойчиво теребя санитара и требуя, чтобы он шел за ним.

 

‒ Иду я за ним, ‒ рассказывает санитар. По кочкам да буеракам только поспевай за ним. Подводит к самому лесу. Окрикнул на голос:

‒ Кто здесь есть?

Слышу: кто-то стонет, охает. Засветил фонарик, приглядываюсь. Трое раненых почти рядом лежат. Дал им попить из фляжки, стал перевязывать, а сам думаю: как же мне с ними быть? Написал записку, чтобы прислали двуколку, вложил ее в сумку к собаке и пустил с привязи. Повертелась, повертелась около меня, а сама так мне в глаза и смотрит.

‒ Беги, ‒ говорю ей, ‒ домой.

Через несколько минут Буф прибежал опять на перевязочный пункт. Прибежал и ждет. Записку прочли, взяли снова его на привязь и по его следам отправили две двуколки.

У другой собаки, вернувшейся с поля сражения, в перекидной сумке были найдены замшевые перчатки. Бросились по ее следам. Собака повела по темному вспаханному полю, к канаве, где лежал раненый офицер. Он пытался добраться сам до перевязочного пункта, но потерял силы и упал. Когда прибежала собака, он, не будучи в силах написать записку, сунул к ней в сумку перчатки, залитые кровью.

В течение ночи только эти две собаки разыскали девять раненых. Три другие санитарные собаки работали непосредственно с санитарами. Между полем сражения и перевязочным пунктом, благодаря им, поддерживалась непрерывная связь.

Они беспрестанно прибегали на пункт, принося записки: «Пришлите йоду», «Пришлите перевязочный материал», «Пришлите двуколки для стольких-то раненых», «Не забудьте прислать воды для питья». Один из спасенных солдат обхватывает за шею собаку и крепко целует ее в морду. Собака барахтается в неожиданных объятиях. Говорит он: «Смерть моя пришла бы. Лежал бы и лежал в лесу, ‒ когда-то меня наши нашли бы…»

 

В другом петроградском издании ‒ журнале «Война» ‒ был помещен рассказ раненного солдата, которому впервые довелось столкнуться с собакой-санитаром: «Лежал я на поле поздно ночью и стонал. Слышу шорох, оглядываюсь: около меня стоит собака и смотрит на меня. Потом она приблизилась, легла на землю и замерла. Я хотел было достать бинт, но рука у меня была сильно поранена, и я не мог ничего сделать. Тогда собака начала лаять, сначала тихо, потом все громче и, наконец, завыла. Когда подошел санитар, она мотнула головой в мою сторону и затихла. Санитар сделал мне перевязку, произнес какое-то слово и велел мне идти за собакой, которая привела меня на перевязочный пункт».

О том, что эксперимент удался, писалось и в официальных сообщениях. Так, командир 3-го Лейб-гвардии стрелкового полка генерал-майор А.В.Усов в начале 1916 года отмечал: «Ввиду несомненной пользы, приносимой собаками при несении службы связи, прошу не отказать в присылке во вверенный мне полк шести собак. За истекший период собаки для доставления донесений применялись неоднократно и всегда с успехом и пользой. Ныне же количество собак уменьшилось вследствие потери в боях». И поскольку такие отзывы были не единичны, командование дивизий и армий Юго-Западного фронта констатировало: «собаки, присланные из специальной школы проводников, приносят несомненную пользу».

Эксперимент решили перенести на всю армию, постановив, создавать специальные полковые команды по 8 собак на пехотный полк и 6 ‒ на кавалерийский. Но развал фронта, произошедший в 1917 году не позволил внедрить практику использования собак во всей Русской армии.

Источник

Оставьте комментарий